3. Работа с историческим материалом.

Семиотические идеи Ч.С.Пирса, как объект историко-культурного семиотического анализа.

 Идеи исторической семиотики двадцатого века во многом восходят к семиотике Чарльза Пирса. Общие принципы, на которые она опирается, были сформулированы  американским философом, физиком и математиком и его последователями в конце девятнадцатого века.

Чарлз Сандерс Пирс(9) родился 10 сентября 1839 года в Кембридже (шт. Массачусетс) в семье профессора математики и астрономии Гарвардского университета Бенджамина Пирса.

Он автор многочисленных работ не только по математике и физике, но и химии, филологии, философии, истории  религии, истории философии, логике и других, которые, по большей части, остались незаконченными и неопубликованными при его жизни. В 30–50-х годах 20 в. в США было предпринято 8-томное критическое издание сочинений. Однако, фактически, им был закончен только один большой труд – Великая логика(10).

Глубокое влияние на Пирса оказал Кант, который, по его мнению, сумел поставить все важнейшие философские проблемы.

Наиболее известны две работы Пирса: «Обоснование мнения» (11) и «Как сделать наши идеи ясными» (12).

В России - в 1983 г. в сборнике "Семиотика"(13) увидели свет фрагменты из подборки "Элементы логики", а в 1996 г. в "Вопросах философии" (№ 12) были опубликованы две его знаменитые статьи "Закрепление верования" и "Как сделать наши идеи ясными". Ещё - в 2000 году - на русском языке вышли два тома избранных работ Чарльза Пирса(14).

Рассмотрением существа теорий учёного, как объектов исторического исследования, я намерен осуществить подход, являющийся частью методологического анализа историко - культурной семиотики  Г.С. Кнабе, таким образом демонстрируя его функциональные возможности, и - вместе с тем - связь с положениями о содержании самого объекта истории - семиотической теории Чарльза Пирса.

Речь в данном эксперименте идёт об историческом материале, то есть о семиотических концепциях исторического лица, которым на сегодняшний день является сам Чарльз Сандерс Пирс.

Итак, для рассмотрения текстов основоположника семиотики, как некоего знака, во избежание ошибок, связанных с «балетом категорий», указанных выше, необходимо принять к рассмотрению соответствующий знаку цикл семиозиса.

Что такое семиозис?

Термин семиoзис происходит от др.- греч. слова «обозначение». Он принят в семиотике и определяет  процесс интерпретации знака, или процесс порождения значения.

Термином семиозис пользовались древнегреческие физиологи, в частности, Гален из Пергама для постановки диагноза. Семиозис означал интерпретацию симптомов(15).

Пирс применил понятие семиозис для характеристики триадической природы элементарного знакового отношения объект - знак - интерпретанта. Этот треугольник имеет некое отражение в работах известного немецкого логика и математика Готтлоба Фреге(16) и современного учёного Сергея Дмитриевича Серебряного.  Вспомним концепцию взаимоотношений трёх компонентов: "слово - понятие - вещь"(17). Каким же образом можно рассмотреть семиозис идеи в различном историческом времени?..

Для Пирса именно понятие семиозиса было центральным понятием его семиотической теории.  Знак не функционирует как знак до тех пор, пока он не осмысливается как таковой. Иначе говоря, знаки должны быть интерпретированы, чтобы быть знаками. Согласно Пирсу, осуществляется это знание благодаря интерпретанте. Интерпретанта - это перевод, истолкование в последующем знаке (например, определенная реакция человека на воспринимаемый знак; объяснение значения данного слова с помощью других слов и т. д.). Каждый знак способен порождать интерпретанту и этот процесс фактически бесконечен. Если предположить гипотетическое существование самой последней, самой сложной, исчерпывающей и завершающей интерпретанты данного объекта, то эта интерпретанта может быть ни чем иным, как самим объектом, целиком явленным нашему сознанию. Но такой объект, а равно и такой знак (как физически тождественные друг другу), невозможны и не существуют. Стало быть, процесс интерпретации безграничен. Семиозис - это динамические  интерпретации знака, единственно возможный способ его функционирования. Семиозис, также, это деятельность знака по производству своей интерпретанты.

Однако познание знака  возможно лишь через исследование порожденных им знаков(18).

Условным  же циклом семиозиса рассматриваемого историко-культурного объекта является не просто отношение означающего к означаемому, характеризующее знак,  как это имеет место в ряде лингвистических теорий вне историко-семиотического подхода, а речь идёт о Тексте, связываемом с процессом пирсовского семиозиса и с «эмоционально-бытовым состоянием» эпохи, в которой жил и частью которой являлся автор, означивший ряд означаемых, где современный исследователь является адресатом, означающим, когда - то означенное и ставшее означаемым содержание Текста, как это подробно изложено в курсе «Семиотика культуры» Г.С.Кнабе. Речь идёт о Тексте не как  литературно-лингвистическом объекте исследования, а как об  историко-культурном объекте, несущем некий набор информации.

Бинарность  этой  ситуации обусловлена двойственным происхождением семиотики, как возникшей одновременно,из независимых друг от друга, научных областей: в философско-физико-математическом поле (Чарльз Пирс) и лингвистическом (Фердинанд де Соссюр).

Теперь подытожу это положение о цикле семиозиса.

К циклу историко-культурного процесса семиозиса  добавляется ещё одно означаемое!  

Цикл становится завершённым, когда возникает третий компонент: означаемое означенного (означающего) историческим автором. То есть, когда "третье лицо" («адресат») знакомится с текстом и означает его в соответствии со своим образовательным   уровнем и личным жизненным опытом. Где так называемым "первым лицом" является "вещь" - неверифицируемый набор положений; "вторым лицом" является его интерпретация или "слово", т.е. семиотическая теория о положениях, и "третьим лицом" является "понятие", интерпретируемое современным исследователем.

Теперь цикл историко-культурного семиозиса можно признать полным.

Принцип третьего компонента вполне отвечает принципу прагматизма Чарльза Пирса. Он задаёт вопрос: «Обдумаем, какие последствия, способные обладать практической значимостью, будет, по нашему представлению, иметь рассматриваемый нами объект. Наше представление об этих последствиях и есть наше полное представление о данном объекте»(19). В другой формулировке это звучит так: «Чтобы установить значение представления, мы должны обдумать, какие практические последствия по необходимости произойдут. Если представление окажется истинным, сумма последствий и составит полное значение данного представления»(19). Представление до интерпретации автора и представление о интерпретации автора есть сумма  представлений, которые являются полным значением данного представления, и, в контексте этого изложения, - завершением условного цикла семиозиса. На современном языке вышеуказанный принцип  можно выразить следующим образом: смысл суждения заключается в его логических (или физических) последствиях.

В изложении  профессора Кнабе вышеуказанное положение обрело следующее развитие:

 «Главное в этой теории (по отношению к современной теории текста) – различение исходного, так сказать, материального смысла, заложенного автором и его временем в данный текст и делающего текст означающим, и теми смыслами, которые в нём прорастают в ходе движения исторического опыта, играют роль означаемых и делают текст носителем обновляющегося семиотического значения. Текст как бы удваивается – один (если речь идёт, например, о литературе) создан автором в условиях своего времени, набран в типографии, имеет определённый объём и в этом своём неизменном виде храниться в библиотеке, другой прочитан в иное время и иными людьми, хотя бы, например, моим прадедушкой, моим отцом и мной. Он обновляется на каждом из этих трёх порогов, потому что моё сознание и мой опыт только отчасти совпадает с опытом моего прадеда и моего отца, и текст живёт, раскрывается в каждом из этих трёх этапов по-своему. Терминологически первый из этих «текстов» принято называть «произведением», второй – Текстом (с большой  буквы)»(20).

Для анализа отношений между изложенными этапами я избрал семиотическую теорию Чарльза Сандерса Пирса, продолжающую своё независимое существование в современных направлениях семиотической науки.

«Означаемое – подвижно, изменчиво, исторически конкретно, благодаря этой подвижности живёт знак»(20).

Однако если идеи Ч.Пирса представляют собой  знак, то по известному нам курсу семиотики культуры(20) он должен обладать четырьмя свойствами.

«Свойство первое состоит в том, что знак возникает и первое время функционирует в рамках ограниченной социокультурной группы»(20).

Так ли это по отношению к  теориям Пирса?

Семиотические идеи Пирса, опубликованные в изданиях, далеких от круга чтения лингвистов, к тому же написанные крайне тяжелым языком, долгое время были малоизвестны за пределами США; независимо от него сходные идеи выдвигал Фердинанд де Соссюр(21), пришедший к ним не от математической логики, а от лингвистики.

Сам Пирс пишет:

«Моя идея знака так обобщена, что я наконец, потерял надежду на то, чтобы кто-нибудь понял ее, и поэтому в целях понимания я ограничу ее, чтобы определить знак как нечто, что, с одной стороны, детерминировано (или специфицировано) объектом и, с другой, так детерминирует мышление его интерпретатора, что последнее является, в силу этого, опосредованно детерминированным этим реальным объектом, который детерминирует знак… Детерминацию мышления Интерпретатора я называю Интерпретантой знака».

 «…под «знаком» мы имеем в виду все, что угодно, любой природы, что подходит для производства специального ментального действия на мышление, в котором произведены определенные ассоциации – и я неизменно использую слово «ассоциация» в том смысле, в каком его использует подлинный ассоцианист, когда мы должны допустить, что музыкальный сигнал и команда, отдаваемые офицером солдату, являются знаками…»

Это цитаты из писем Джордану и Джеймсу от 5 декабря 1908 года и 26 февраля 1909 года(22).

В письме леди Уэлби от 23 декабря 1908 года, а также в упомянутом письме Джеймсу Пирс  пишет, что детерминация Знака Объектом такова, что она впоследствии детерминирует Интерпретанту. Поэтому, если Знак является пассивным в отношении к Объекту и активным, когда относится к Интерпретанте, он обладает этой последней возможностью действия Объекта подобно тому, как брошенный мяч становится способным еще двигать что-то другое после того, как сам стукается об это другое.  "Но эти умозаключения не находят отклика даже у узкого круга знакомых" - сообщает Пирс - «Очевидно, совершенно необходимо начинать с аккуратного и широкого анализа природы знака. Я определяю знак как предмет, который детерминирован чем-то еще, называемым его объектом и, таким образом, воздействующим на персону. Само воздействие я называю его интерпретантом так, что последний оказывается опосредованно детерминирован первым. Моя вставка «на персону» есть некоторого рода уступка Церберу, поскольку я потерял надежду на понимание моей широчайшей идеи…»(22).

Из этих писем видно, насколько ограничена социокультурная группа, в которой функционирует знак с именем «теория Чарльза Сандерса Пирса».

Всё вышеприведённые письма  датируются  1908-1909 годом, когда основа идеи была уже давно создана. Пишутся для очень узкого круга людей, в котором, видимо, активно обсуждаются. В этом кругу теория имеет некое общее понимание, несмотря на ещё очевидно не устоявшийся терминологический мета-словарь концепции.

Относительно данного круга "Мы" есть совершенно ярко выраженные массообразные "Они", в адрес которых Пирс бросает, что «потерял надежду на то, чтобы кто-нибудь понял ее» -  идею о знаке.

Вот это и есть положение  о первом свойстве знака исторического объекта по Георгию Степановичу Кнабе: развитие и применение в узком кругу посвященных на первых этапах апробации.

«Второе свойство знака состоит в постоянно присущей ему способности «быть датированным», обнаруживать связь с определённой исторической эпохой, временем, и читаться через ассоциации с ним»(20).

Здесь мы находим самый интересный и обширный материал. Он кажется не всегда необходимым для прочтения знака, но недооценка этого материала или его недопрочтение может привести к абсурдической «де-конструкции» Текста в историческом будущем. Однако, прежде чем приступить к изложению второго свойства «семиотических теорий Чарльза Пирса», как культурно-исторического знака, мне необходимо сделать короткую аннотацию для двух используемых Г.С. Кнабе терминов. Этими терминами являются «де-конструкция» и «деконструкция». В первом случае произнесённое слово пишется у автора через дефис, во втором случае – слитно. О первом из них сказано применительно к «прочтению» классического художественного произведения - трагедии Шекспира, которая в результате сего «прочтения» и соответственной постановки стала – не Шекспира, а излагателя - выдумщика, использующего «популярный бренд», для продвижения собственного взгляда на положения  теорий Зигмунда Фрейда. «При таком прочтении трагедия перестаёт быть созданием автора, единым целым, конструкцией, и становиться суммой отдельных элементов сюжета, находящихся во внешних перекличках с мотивами, актуальными в культурном обиходе данного времени, т.е. предстает, как результат «де-конструкции» (через дефис)(20). О «деконструкции» (в варианте слитного написания) речь идёт, когда, не теряя авторского замысла, «текст откликается на восприятия, не связанные с авторским замыслом, и в ходе таких  восприятий деконструируется. В отличие от «произведения» он оказывается совокупностью мотивов, приходящих извне текста, хотя и скрыто в нём тлеющих»(20). Граница смыслов между этими двумя терминами, как мы видим здесь, достаточно тонка. Для произведения искусства это не представляется настолько значимым, насколько значимым это представляется для исторического исследования.

Это граница между истиной и интерпретацией. Она не верифицируема, но её верификация и есть путь научного знания в историческом процессе. Проходит эта граница где-то в поле системы двух координатных осей, одна из коих, - шкала опыта эмоционально - физических переживаний собственного времени жизни исследователя; вторая - информация об опыте вне собственных переживаний. Проекция величин этих координат на плоскость совпадает в точке, которая может быть интерпретируема как знак. Но знак на данной плоскости имеет малую вероятность совпадения с местом предмета своего обозначения, который условно-поэтически, вслед за профессором  Кнабе, назовём точкой истины. Ведь величины на осях приведённых координат почти никогда не сбалансированы под точку истины, которая и представляется, образно говоря, элементом линии конструкции, которая не является ни "де-конструкцией", ни "деконструкцией", а  только первопричиной последних двух.

 Остаётся добавить, что оба эти слова восходят своими историческими корнями к постструктуралистскому Дерридианскому термину «деконструкция», который, в свою очередь, тоже имеет  некоторую склонность к семиотическим тенденциям. Деконструкция эквивалентна переконструированию, "перестройке" (как шутливо разъяснил Деррида, находясь в Москве). Она "двужестова". В деконструкции сохраняется связь с традиционной структурой и в то же время внутри нее производится что-то новое(23). «Деконструкция» характеризуется особым приемом - поиском в тексте "слепых точек", диалектически неразрешимых противоречий, обусловленных фактом его, текста,  произведенности в определенный исторический момент и в определенном социальном месте»(24).

Теперь вернёмся ко второму свойству знака. Вот что является его характеристикой для объекта моего исследования.

Подобно многим другим ученым конца 19 в., Пирс внутренне глубоко переживал ситуацию религиозных распрей, последовавших за публикацией трудов Чарльза Дарвина. Не приемля догматической теологии и в то же время полагая, что наука не обязательно должна быть связана с атеизмом, Пирс попытался создать философскую систему, в которой бы учитывались методы и результаты науки и которая, в то же время, была бы совместима с религией. Это очень напоминает стремления "последнего римлянина" Боэция, который пытался скрестить неоплатонизм с победившей уже христианской идеологией. Так и Пирс в своих трудах пытается показать, что эволюция в его понимании согласуется с Евангелием и что мы обладаем эмпирическим знанием о Боге. Таким образом, учёный стал автором «этического принципа, гласящего, что ограниченная длительность существования конечных существ логически требует отождествления наших интересов с интересами "неограниченно существующего" сообщества личностей и вещей.

(25) – «Неограниченно существующее» представляет как бы божественное, сакральное для конечного существа.

Эта мировоззренческая позиция создавала самого Чарльза Пирса в его эпохе.

На формирование учёного оказал влияние основоположник английского позитивизма Джон Стюарт Милль (1806-1873), который в своей работе «Утилитаризм»(26), вышедшей в 1861 году, высказывал идеи, близкие прагматистам. Что это такое?  В переводе с греческого, прагматизм - «действие, поступок, дело, практика». У прагматистов оно получило еще  значение: «польза, выгода». В философскую науку этот термин вошёл, как полагают, благодаря Иммануилу Канту (1724-1804), который еще в своей «Критике чистого разума» (1781) употребил выражение «прагматическая вера»(27).

На формирование прагматистской доктрины Чарльза Пирса оказал влияние не только Джон Милль, но также и другие европейские мыслители - Джордж Беркли (1685-1753), Джон Локк (1632-1704), Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831), Чарлз Дарвин (1809-1882) и др.

От Беркли учёный унаследовал солипсическую тенденцию своей философии, от Джона Локка - интерес к изучению знаков, от Гегеля пытался заимствовать положение о практике как критерии истины, а эволюционные идеи Чарльза Дарвина приобрели в семиотической концепции  интерпретацию мышления, как особого вида приспособительной деятельности организма. У Пирса был и американский предшественник - Чонси Райт, который, правда, получил известность не столько как оригинальный мыслитель, сколько как страстный пропагандист утилитаристских идей Джона Милля. Однако главным источником прагматизма Пирса стала сама Америка - обыденное сознание ее жителей и их образ жизни.  Мировоззрение Пирса испытало воздействие  взаимоотношений людей в буржуазно - предпринимательской Америке, в его мышление проник дух «здравого смысла», практицизма и утилитаризма, характерный для «американского образа жизни». - об этом писал Ю.К.Мельвиль(28).  Идеи немецкого идеализма преломились через призму позитивистского эмпиризма, который, в свою очередь, получил  утилитаристскую окраску.

Вместе с тем Чарльз Пирс, вслед за Гегелем,  делал попытки  истолковывать понятие практики не только с позиций здравого смысла американского обывателя, но и с собственно философской (гносеологической) точки зрения.

Ч.Пирс критически относился к философам, которые направляли свои усилия на поиск истин, оторванных от жизненной практики, от практических нужд  обычных людей. Имеется в виду отношение к европейской философии 19 века. Между американским и европейским философом того периода заметна характерная разница: последний изобретал модели улучшения жизненного обустройства всего человеческого общества, а первый пропагандировал лишь успешное приспособление индивида к условиям жизни,  которое должно было, с его точки зрения, привести к улучшению жизни, опять же, не всего человечества, а  отдельного человека, сумевшего на пути обогащения обойти других. Как и марксисты, прагматисты призывают к активному  освоению мира, но разница между ними в том, что одни исходят из коллективистского (альтруистического) типа отношения к преобразованию действительности, а другие - из индивидуалистического.

Эти положения иллюстрируют второе свойство знака, которым в моём практическом опыте являются идеи Чарльза Пирса.

«То, что мы сочли означающим, действительно является означающим, и то, что мы рассматриваем как означаемое, действительно может быть признано означаемым, только если они принадлежат культурно-исторической системе своего времени и такая принадлежность может быть доказана» - написано у Г.С.Кнабе(20).

Переходя к третьему свойству знака, следует сказать несколько слов о его названии.

Оно выражено «странным сочетанием», которое звучит как «воображение знака». Автором сочетания является Ролан Барт (1915-1980). «Разбор и обоснование термина содержится в его замечательной маленькой статье того же названия (1963)»(29).

«Указанное свойство знака состоит в том, что общественный и культурный опыт, на основе которого человек переживает знак, постоянно меняется. Меняются события, атмосфера жизни, видение действительности, вместе с ним, следовательно, меняется мой опыт, а значит, означаемое, а значит, и сам знак» (20).

Соответственно, третье свойство знака, это способность его быть подверженным процессу семиозиса.

В статье Ч. Пирса, посвященной различным определениям знака, которая называется "76 определений знака", имеется  следующее положение: "Знак или репрезентема - это что-то, что стоит для кого-то вместо чего-то другого в том или ином плане или отношении"(22). Перефразируя вышесказанное, позволю себе интерпретацию данной мысли. - То, что мы имеем возможность прочесть об идеях Пирса не у Пирса, есть то самое «что-то, что стоит для нас вместо чего-то другого». Этим же «что-то» является и то, что мы понимаем, читая самого Пирса. «Текст, другими словами, живёт и длится, никогда не кончен и всегда открыт в будущее» (20).

Ч.Пирс по праву признается одним из основателей семиотики, однако целостной картины он не оставил. Взгляды его менялись с ходом времени – это касается, в первую очередь, понимания знака, определений и частоты употребления понятий репрезентамена, репрезентации и других.

Фундаментальным единством различных определений знака, вычленяющих различные его значения, является постоянное повторение Пирсом идеи триадического характера знака – речь идет о том, что в любом эксплицитном или имплицитном определении знака наибольшее значение придается трем его конститутивным элементам, хотя указанные элементы не исчерпывают понятие знака у Пирса. Пирс варьировал наименования этих трех элементов, иногда проясняя это, иногда нет. Обозначая объект непосредственного восприятия (опыта), этого необходимого элемента происхождения всех семиотических феноменов, Пирс использует слова «репрезентация», «репрезентамен» и, особенно, «знак». Он использует термин «репрезентация» только в части текстов: «Репрезентация есть любая вещь, означающая или предназначенная для означения чего-то другого, и посредством которой это другое может быть означено чем-то, что означает репрезентацию»(30),  или  «…что касается моей терминологии, я закрепляю слово репрезентация за действием знака или его отношением к объекту для интерпретатора репрезентации. Конкретный субъект, который репрезентирует, я называю знаком или репрезентаменом. Я использую эти два слова, знак и репрезентамен, различно. Под знаком я имею в виду что угодно, что передает любое определенное понятие об объекте любым способом. Далее я начинаю с хорошо знакомой идеи и произвожу наилучший анализ того, что является существенным для знака, и я определяю репрезентамен как то, к чему этот анализ прилагается»(31), или : «Достаточно сказать, что знак пытается репрезентировать, по крайней мере, частично, Объект, который является, следовательно, в некотором смысле причиной или детерминантой знака, даже если знак ложно репрезентирует свой объект. Но сказать, что он репрезентирует свой объект, значит имплицировать, что он воздействует на мышление и воздействует так, что, в некотором отношении, детерминирует в этом мышлении нечто, что опосредованно обусловлено Объектом. Это детерминация, непосредственной причиной, или детерминантой которой является знак и опосредованной причиной является Объект, может быть названа Интерпретантой»(32). Имеют место и другие использования термина, означающего акт репрезентирования(33). В одном из недатированных текстов это слово дается как синоним «знака»: «Идея знака, или репрезентация, является наиболее легкой из тех, которые обладают философским интересом. Знак замещает нечто по отношению к идее, которую он продуцирует или модифицирует, или он представляет собой средство, передающее мышлению нечто извне. То, что он замещает, называется его объектом, то, что он передает, его значением, идея же, которую он взращивает, его интерпретантой. Объект репрезентации не может быть ничем иным, кроме как репрезентацией, относительно которой первая репрезентация является интерпретантой. Но бесконечные серии репрезентаций, каждая из которых репрезентирует стоящую позади нее, могут восприниматься в качестве имеющих в качестве своего предела некий абсолютный объект. Значение репрезентации не может быть ничем иным, кроме как репрезентацией. Фактически ничего более, кроме как сама репрезентация, не представляет собой нечто, лишенное неуместных «одежд». Но эти «одежды» никогда не могут быть полностью сняты; они лишь меняются на что-то более прозрачное. Итак, здесь в наличии только бесконечная регрессия. В конце концов, интерпретанта есть ничто более как другая репрезентация, к которой направлен светоч истины; и в качестве репрезентации она вновь обладает своей интерпретантой. И так – вновь бесконечные серии». Все это свидетельствует в пользу того, что нет оснований для сохранения этого термина»(34).

Теперь перехожу к иллюстрации третьего свойства, которое называется «воображением знака». Здесь пойдёт речь о развитии  идей Пирса в работах Чарльза Морриса.

«Концепция Пирса была адаптирована для широкого читателя и развита в 1930-е годы Ч.У.Моррисом, который фактически и обеспечил ей всемирную известность, а самому Пирсу – статус основоположника семиотики. Правда, достигнуто это было ценой извлечения семиотических идей Пирса из широкого философского контекста, существенно отличного от взглядов как Ф.де Соссюра, так и Ч.Морриса.

Чарльз Уильям Моррис (1901-1978). В1925 году окончил Чикагский университет.

В своей первой работе, посвященной теориям разума ("Шесть теорий разума", 1932), Моррис рассматривал разум с различных теоретических позиций.

1. Как субстанции (Платон, Аристотель, Р. Декарт и др.);

2. Как процесса (Г. Гегель, Ф. Брэдли и др.);

3. Как отношения (Д. Юм, Э. Мах, Б. Рассел и др.);

4. Как прагматической функции (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, большинство представителей школы прагматизма и др.);

5. Как интенционального акта (Ф. Брентано, Э. Гуссерль и др.);

6. Как знаковой концепции (Сам Чарльз Моррис)(35).

В вышедшем в 1937 г. сборнике статей "Логический позитивизм, прагматизм и научный эмпиризм" Моррис стремился связать и примирить неопозитивизм с американским прагматизмом. Спустя год была написана книга, принесшая Моррису известность. Она называлась "Основы теории знаков", идеи которой находят развитие в более поздней работе "Знаки, язык и поведение" (1946). С изучением знаковых конструкций был связан интерес Морриса к структуре ценностей, анализу которой были посвящены работы "Пути жизни" (1942), "Открытое Я" (1948), "Разнообразие человеческих ценностей" (1958), "Обозначение и смысл. Изучение отношений знаков и ценностей" (1964).

Ч.Моррис возлагал на семиотику большие надежды. Он видел в ней не только одну из наук, предметом которой являются знаковые системы, но и «орудие для объединения всех наук».  Поскольку человеческая культура основана на знаковых системах, изучение таких систем является важной задачей различных гуманитарных дисциплин (психология, логика, эстетика, антропология и др.), однако существует определенный недостаток теоретической базы, которая позволила бы обобщить результаты этих дисциплин. Эту проблему Моррис пытается решить с помощью семиотики как науки о знаках.

Процесс, в котором нечто функционирует как знак, есть  процесс семиозиса. Моррис вводит понятие метазнаков, т.е. знаков, сообщающих о знаках, и разъясняет тот факт, что знаки, указывающие на один и тот же объект, не обязательно имеют те же десигнаты (понятийные совокупности). Не все десигнаты связаны с реальными объектами (денотатами). Моррису принадлежит общепринятое теперь подразделение измерений семиозиса на:

отношение знаков к их объектам (семантика),

на отношение знаков к их пользователям, или интерпретаторам (прагматика) и

на отношение знаков друг к другу (синтаксис).

В разделе "Природа знака" книги "Основы теории знака"(36) он пишет: "Процесс, в котором нечто функционирует как знак, можно назвать семиозисом». Этот процесс  «рассматривался как включающий три (или четыре) фактора:

то, что выступает как знак;

то, на что указывает знак и

воздействие, в силу которого соответствующая вещь оказывается для интерпретатора знаком.

Эти три компонента семиозиса могут быть названы соответственно знаковым средством (или знаконосителем ), десигнатом и интерпретантой, а в качестве четвертого компонента может быть введен интерпретатор. 

Ч. Моррис настойчиво подчеркивал эти стороны семиозиса, и со временем установилась традиция анализировать семиотический знак по трем направлениям:

семантическому (исследующему соотношение знака и изображаемого),

прагматическому (исследующему связи знака - его интерпретатор) и

синтаксическому (исследующему связи знаков между собой, обычно в знаковой системе).

На основе разных способов обозначения он выделяет пять типов знаков:

знаки-идентификаторы (т. е. те, которые отвечают на вопрос "где?");

знаки-десигнаторы (знаки, отвечающие на вопрос "что такое?");

оценочные (связанные с предпочтением, отвечающие на вопрос "почему?";

прескриптивные (отвечающие на вопрос "как?");

формирующие, или знаки систематизации (направляющие поведение интерпретатора в отношении других знаков).

Моррис пишет, что личность, которая в состоянии увидеть знаковые феномены с точки зрения семиотики, более восприимчива к тонким различиям использования и способов обозначения, которыми являются знаковые ресурсы культуры. С самого рождения и до момента смерти, каждый день, человек находится под непрерывным давлением знаков, без которых его жизнь не мыслима. По степени воздействия Моррис ставит на первое место

знаки-десигнаторы (называющие или описывающие, несущие чисто информационную нагрузку),

затем аппрайзеры (оценочные), затем 

прескрипторы (предписывающие) и, наконец,

форматоры (вспомогательные).

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ