Антропологические игры, это
такие игры, в которые мы играем даже тогда, когда не знаем, что играем в
игры... Flavius Claudius Iulianus(из не написанного)
Данная работа ставит своей задачей рассмотрение, анализ и перспективы применения одного из направлений семиотической науки. Это направление возникло в конце двадцатого века благодаря методологии, описанной академиком Георгием Степановичем Кнабе в статьях, посвящённых семиотике культуры. В Этих статьях была воплощена идея концепции нового методологического подхода к историческому исследованию посредством семиотических инструментов. Самый разнообразный исторический материал - текст, событие, предмет, идея и т.д., рассматривается в ней, как язык исторического времени, его семиотический знак, прочтение которого может быть осуществлено через индентификацию характеристик знака по четырём категориям свойств, которые будут аннотированы ниже как главные элементы новой современной методологии. Что на мой взгляд вполне перекликается с идеей структуралистского подхода в методологических моделях Клода Леви Стросса. Семиозис смыслосодержания термина «деконструкция» в результате которого возникают качественно новые инструменты для культурно-семиотического исследования будет затронут в связи с тем, каким образом по отношению к историко-культурному объекту профессор Кнабе применяет отличимый от изначального интерпретированный термин Жака Дарида "деконструкция" являющийся составной частью описательной схемы исторического означаемого, когда она в нём присутствует как характеристика означающего. Анализ ещё одного компонента рассматриваемого метода восходит к Платоновской дилемме о наличии или отсутствии истины и проблеме её верификации - подхода к ней через персонификацию компонентов дихотомического ряда: истина и означаемое - и истина и означающее. Сергей Дмитриевич Серебряный читая свой курс лекций в РАШ настоятельно рекомендует даже самые общепринятые понятия и термины наделять авторским определением, причём желательно в самом начале работы. В связи с этим я сформулирую значение, поясняющее термин "историческая семиотика". Итак, "историческая семиотика" - это не исторические этапы развития семиотического знания, а семиотический метод подхода к историческому исследованию, называемый у Георгия Степановича Кнабе семиотикой культуры. Почему же для моей работы я употребил термин "историческая семиотика", а не "семиотика культуры"? Потому что из-за доказанной и показанной в четвёртом томе семиотических исследований Вяч. Вс. Ивановым жизни знаков во внекультурной, т.е. нечеловеческой зоне пространства, я не могу быть уверен в том, что методология профессора Кнабе неприменима ко внекультурной истории, т.е. истории дочеловеческой и внечеловеческой. Мотивируя этим, в качестве временного компромисса, предлагаю термин семиотика "историческая " или "культурно-историческая". Данная работа предполагает поставить вопрос о персонификации "исторической семиотики", как отдельного направления научного познания. На основании методологического и терминологического отличия, связанного с иным характером объекта исследования (в данном случае "знак" читается, как характеристика объекта истории, никоим образом, без применения метода "исторической семиотики", не прочитываемая), нежели семиотика Де Соссюра, семиотика Венского Кружка или семиотика российской научной традиции двадцатого века (Бахтин и Московско-Тартусская Школа). Экскурс по этапам развития семиотического знания для данной работы представляет в том смысле интерес, в каком относится только к истории самого культурно - исторического метода непосредственно. Эти этапы коротко изложены в следующей части. Главным же пунктом моей работы станет демонстрация эффективности применения культурно - исторического метода даже к таким «неудобным» семиотическим объектам как идея. Анализу же подвергнется сама семиотическая идея. Но не семиотическая идея вообще, а семиотическая идея основоположника всей мировой семиотической науки американского исследователя девятнадцатого века Чарльза Сандерса Пирса. Идея, как семиотический знак.
2. История развития семиотики.
Начать экскурс по этапам развития семиотического знания к положениям исторической семиотики (с этого момента пишу без кавычек) предпочтительно с работы Вяч.Вс. Иванова «Очерки по истории семиотики в СССР». «В настоящей книге обращено внимание именно на те стороны истории семиотики, которые позволяют говорить и о наличии особого направления в ней, связанного не только с лингвистическим и металингвистическим исследованием словесных текстов, но и с изучением целого ряда знаковых систем искусства», а значит и объектов культурно-исторического исследования «в их соотношении с другими знаковыми системами» (1). Однако, предварительно необходимо обратиться к краткой энциклопедической справке. Как научная теория семиотика начала развиваться в конце 19 - начале 20 в. Постепенно у нее обнаруживаются все более глубокие корни в учениях Аристотеля, Филона Александрийского, стоиков, Августина Блаженного, в логических учениях схоластики, в философии Гоббса, Локка, в логико-математических работах Лейбница, в исследованиях по языкознанию Потебни, Гумбольдта и др. Основные принципы "науки о знаках" были сформулированы Чарльзом Пирсом, стремившимся к созданию логики науки, объясняющей процесс приобретения научных знаний, репрезентирующих реальность. Он выделил параметры семиотического функционирования - репрезентант, интерпретант, референт ("триадическая природа знака"), дал первую классификацию знаков (иконический знак - индекс - символ), исследовал процесс функционирования знака - семиозис. Если Чарльз Пирс развивал логическую линию семиотики, то лингвистическая ветвь разрабатывалась в трудах Фердинанда де Соссюра, мыслившего "семиологию" как науку, "изучающую жизнь знаков внутри жизни общества", в которую лингвистика должна была входить как основная часть. Исходной единицей анализа, по Соссюру, является знак, представляющий собой отношение между означаемым ( план содержания) и означающим (акустический образ, план выражения), связь которых произвольна (Бенвенист же позднее уточнял, что произвольно лишь отношение целостного знака к реальности, но не отношения компонентов знака между собой). Семиотика Чарльза Пирса получила развитие в трудах таких деятелей науки, как Чарльз Моррис, Умберто Эко и др. Семиологию же Соссюра развивали Л. Ельмслев, Бенвенист, Юрий Михайлович Лотман и структуралисты. Таким образом, возникли две семиотические парадигмы: семиотика знака и семиотика языка как знаковой системы (вопрос об употреблении терминов "семиотика" и "семиология" остается открытым, но в энциклопедических справках они пока трактуются как синонимы).
Первая сосредотачивает внимание исследователя на изолированном знаке, на отношении знака к значению, к адресату; на процессе семиозиса, т.е. превращения не-знака в знак и трех его измерениях:
1) синтактика - сфера внутренних отношений между знаками; 2) семантика - отношения между знаками и их объектами; 3) прагматика - отношения между знаками и теми, кто ими пользуется.
Альтернативная же концепция, лингвистическая, делает акцент на реляционной сущности языка, на специфике знака как функции. Существует и третья тенденция, выражающая стремление снять противоречие между этими двумя позициями.Так, Умберто Эко доказывает, что понятия знака и семиозиса не являются несовместимыми: означаемое может быть схвачено только как результат интерпретативного процесса, сущность знака раскрывается благодаря неограниченному семиозису, выражающему то, что значения никогда не застывают в замкнутую и окончательную систему, поскольку мир знаков в процессе коммуникации находится в постоянном движении, структура кодов беспрерывно перестраивается. Но это определение скорее ближе к теориям Чарльза Пирса. По мере развития лингвистической семиотики понятие «знак» постепенно отходило на второй план, уступая место понятию «текст» - интегративному знаку, проводнику функции и значения, применяемому для обозначения любой связанной последовательности знаков-высказываний. Этот шаг был сделан структурализмом и в нём уже видны черты будущей исторической семиотики. Выход за пределы исследования только внутрисистемных отношений наметился в ходе последующего развития. Традиционно семиотика различает два уровня в сообщении: денотативный (фактическое сообщение) и коннотативный (дополнительное значение, социокультурно обусловленная символическая нагрузка). Это, собственно, - опыт пережитых оценочных значений исторического индивида, являющихся, по совокупности, мотивацией для «означающих» или «означающего» данное «означаемое», в соответствии с его временным месторасположением в истории по отношению к историческому объекту, по С.Г. Кнабе - как «означаемому», где искомым знаком являются смысловые характеристики объекта исторического исследования. Вот предыстория этого положения в научном дискурсе: Любой язык представляет собой комбинацию денотативного и коннотативного — такова динамическая реальность семиотической системы. Внимание к коннотативным означающим, повлекшее за собой дискуссию о семиотической коммуникации и семиотической сигнификации, означало переход от изучения знаковых систем, непосредственно осознаваемых и сознательно используемых людьми, к неосознаваемым знаковым системам. Учёные разделились на два лагеря. Одни настаивали на соссюрианском тезисе предопределенности означаемого и означающего, и не интересовались дополнительными значениями, разрушающими структуру кода, без которого коммуникация невозможна, а другие наполняли жесткий семиотический базис реальным социокультурным содержанием, перенося внимание на сам процесс порождения смысла (к ним относились Ельмслев и Р.Барт). Дискурс явился переходом к семиотическому изучению социального бессознательного и открытию для семиотики новых областей исследования. "Сегодня семиотика представляет собой довольно развитую теорию, методы которой позволяют анализировать самые разнообразные сферы человеческой деятельности; проводятся исследования по семиотике литературы (русская "формальная школа", группа "Тель Кель", Р.Барт, Деррида); -по политической семиологии (Р.Барт, "Тель Кель"); -по семиотике массовых коммуникаций (А.-Ж.Греймас); -по семиотике искусства (Кристева, У. Эко); -кино (К. Метц, П.Пазолини); -театра (П.Пави); -по зоосемиотике (Себеок); -по психоаналитической и педагогической семиологии (Лакан, Пиаже) и т.д.» «…особенное внимание уделяется сфере междисциплинарных исследований - семиотике культуры, исследующей культуру как иерархию знаковых систем и имеющую свою логику развития, фиксируемую семиотическими практиками (начало этим исследованиям положила Московско-Тартусская школа). Каждой эпохе свойственен свой семиотический стиль, свои способы интерпретации текстов, в результате чего композиция и корелляция отдельных семиотических систем определяют тип культуры»(2). Событием в этом направлении стала изданная в 2007 году работа академика В.В.Иванова «Введение в описательную семиотику»(3), где рассматривается огромный спектр практических выражений систем знаковых коммуникаций от простейших организмов до «человека разумного». Тематика работы в значительной степени восходит к более раннему, ставшему уже классикой исследованию, отражённому в книге под названием «Чёт и нечет»(4). Исследование расширило границы семиотической науки до рубежей, не связанных с культурной деятельностью человека. В ней показано, насколько строго взаимозависимы культурно-семиотические модели, которые использует человечество для обмена информацией, с биологической природой и функциями различных отделов головного мозга. Вот пролог, с которым соотносимо появление метода исторической семиотики. Метод этот изложен в труде Георгия Степановича Кнабе, написанном в 1993 году и изданном в сборнике «Древо познания и древо жизни». Раздел - «Семиотика культуры»(5). Ниже, в форме оригинального анализа, будут проиллюстрированы связи и отличия рассматриваемой методологии с предшествующими семиотическими положениями. Анализ посвящен рассмотрению важных моментов существующей теории Чарльза Пирса. Особое внимание я призываю обратить на прямую связь нового метода с отечественной семиотической традицией, выраженной в работах российских учёных девятнадцатого – двадцатого века.
Мне представляется своевременным, поскольку исторический метод в русской семиотической традиции имеет глубокие корни, обратиться к тексту ранее означенной книги Вяч.Вс.Иванова «Очерки по истории семиотики в СССР» и зачитать следующее: «Для того, чтобы оценить то, в какой мере в трудах ученых двадцатых годов уже были подготовлены основные идеи, касающиеся понимания языкового знака, достаточно сопоставить формулы, принадлежащие Г.Г. Шпету и М.М. Бахтину. Согласно Шпету, который исходил из «определения социальной вещи, как осмысленного знака, и в то же время, как средства (орудия труда и творчества)» (Шпет 1927а: 188), основной интерес представляет выяснение того, как «в данности единого материального знака, слова, воплощается и конденсируется единство культурного смыслового и субъективного содержания» (Шпет 1927а: 203). К этому же кругу идей был близок в своих ранних работах М.М. Бахтин, утверждавший, что «рядом с природными явлениями, предметами техники и продуктами потребления существует особый мир – мир знаков. Знаки также – единичные материальные вещи и, как мы видели, любая вещь природы, техники, при потреблении, может сделаться знаком, но при этом она приобретает значение, выходящее за пределы ее единичной данности» (Волошинов 1929: 16). Это понимание знака в тридцатые годы было подхвачено П.Г. Богатыревым, использовавшим его в своих замечательных исследованиях, посвященных одежде (и некоторым другим этнологическим явлениям) как знаку (Богатырев 1971); тем самым получала конкретное наполнение программа развития этнологии как семиотической дисциплины. В те же годы П.А. Флоренский (до того, как стали известны идеи Соссюра) высказал глубокие мысли о наличии связи «символизирующего» и «символизируемого» (ср. «означающее» и «означаемое» у Соссюра) и позднее приступил к реализации целой программы создания особого тезауруса универсальных символов (Symbiolarium'a, Флоренский 1971). Эта программа предвосхищала направление наиболее существенных семиотических исследований 60–70-х годов нашего века, посвященных таким универсальным семиотическим комплексам, как мировое дерево (Топоров 1964, 1965, 1972, 1973) (Обратим внимание на традицию, читаемую в названии сборника профессора Кнабе: «Древо познания и древо жизни» (5)). Идея этой программы была изложена П.А. Флоренским еще в 1904 г., когда он писал: «Символизирующее и символизируемое не случайно связывается между собой. Можно исторически доказать параллельность символики разных народов и разных времен» (письмо А. Белому, 18 VI.1904, ЦГАЛИ). Здесь был намечен важный для разных разделов гуманитарной семиотики путь сопоставления разных знаковых систем, в которых степень обусловленности означающей стороны знака различна. По близкому пути шло семиотическое исследование эстетических знаковых систем у М.М. Бахтина, который в своей критике «материальной эстетики» ОПОЯЗ’а (ср. сходную семиотическую критику этой эстетики у Л.С. Выготского). Выготский наметил целую программу изучения знаковых систем (позднее названных «вторичными моделирующими»), в которых означающее и означаемое взаимно зависимы в отличие от обычного языка»(6). Вышесказанное подводит к положению о том, что наука история может быть более точна и менее опровержима в своих утверждениях, если семиотика окажется способной прочесть язык её артефактов, объектов архитектуры, различных мод на одежду, и, как означающее, переживаний, связанных с их созданием. Мода и архитектура в работах Г.С. Кнабе выступает в качестве важной смысловой величины голоса времени. Необходимо лишь уметь прочесть её семиотическое значение. Эта задача автономно присутствовала в отечественной науке независимо от развития инокультурной семиотической мысли. Ещё раз вспомним об исследованиях П.Г. Богатырева «посвященных одежде (и некоторым другим этнологическим явлениям) как знаку», вспомним П. Флоренского с его «символизирующим и символизируемым». Сборник «Древо познания и древо жизни» является частью традиции семиотических исследований 60–70-х годов двадцатого века В.H.Топорова, «посвященных таким универсальным семиотическим комплексам, как мировое дерево»(7). Речь в сборнике Кнабе так же восходит и к ещё более древней, греческой традиции в науке, связанной с проблемой истины, как главной нравственной цели познания вообще и исторической науки в частности. Об истине, как величине, присутствующей в историческом процессе, возможно, имеющей некоторые математические значения, будет сказано ниже. Метафора о привитии древа познания к древу жизни символизирует знаковую природу истины. «Означающее» и «означаемое» в сопривитии обнаруживают некий поток информации, характеризующий объект исследования. В этом потоке «означаемое» есть денотативное сообщение о предмете исследования, а «означающее» есть социо-культурно обусловленная символическая нагрузка, опыт культурно-понятийной, в смысле языковых понятий, традиции, т.е. опыт пережитых оценочных значений исторического исследователя, являющихся, по совокупности, мотивацией для «означающих» или «означающего» данное «означаемое». Истина характеризуется здесь как воспринимаемая, если исследователь потенциально способен осуществить вышеозначенную «прививку». Если целью его работы действительно был поиск истины. Сегодня российская наука переживает пресечение отождествления себя с одноимённой научной и культурной традицией. Молодые её представители с остервенением, достойным лучшего применения, увлечены толкованием «технических» переводов с французского языка франко-американской публицистики, силящейся занять новые территории не только в поле отечественного семиотического знания, но и в других научных дисциплинах. Между тем, эти переводы являются лишь означаемым, где их означающим, фактически - "акустическим образом - планом выражения" (по Соссюру), является даже не язык французских историко-культурных смыслов, которыми надо думать и жить, чтобы осознать их, а «деконструкция» переводчика, чаще всего никак не пережившего «план содержания» темы, или пережившего прочитанное сугубо «по-своему». В самом деле, можно ли понять французское мыслепостроение, не пережив его во французской культуре в качестве лично-эмоционального опыта? Это большой вопрос. Когда речь идёт не о стоимости картофеля на рынке, а о категориях, связанных, например, с культурными состояниями индивида, слова «мораль» и «нравственность», имеющие для француза один и тот же перевод - «la morale», для русского с неупрощённым языковым восприятием имеют весьма разные значения. Они приобретаются через личный опыт перепрожитых желаний и чаяний в мире многовековых российских и до-русских культурных традиций. Слово «мораль», например, в отечественной традиции связано с условным контролем индивида «снаружи», а «нравственность» – изнутри. Во франко-культурном понимании же этого разделения нет. Поэтому, само собой, ценность русско-мыслящего автора для мировой науки заключается не в том, насколько хорошо он вжился в язык понятий франко-американского культурного поля, а в том, с какой степенью истинности он способен понять и выразить поле своё. Разумеется, если речь идёт об исследовании, а не о популяризации подготавливаемого к сбыту продукта. В последнем случае труд публициста - лишь "балет категорий", как назвал подобное явление Г.С. Кнабе в своей работе. К этому отметим, что, с другой стороны, исследование характера отношений между означающей и означаемой языкового знака, начиная с античной науки и средневековой логики, показывает: "основные идеи даже Фердинанда де Соссюра (Соссюр 1976) в существенной степени были уже подготовлены всем предшествующим развитием семиотических исследований."(8). Всё это следовало отметить в рамках предыстории формирования методологии, применимой к любому историческому объекту, даже к такому, как современная или историческая философская научная теория. В этом мы убедимся ниже на примере рассмотрения теории Чарльза Пирса, являющейся, по своим семиотическим характеристикам, еще и историко – культурным семиотическим знаком. Этот анализ будет произведён в следующей части данной работы. Позиция учёного является знаком своего времени сама по себе. Оправданность или целесообразность его действий читается как означаемое, а оценка их, как соответствующих каким-либо нормам и конструктивным принципам, как означающее. Однако, истинность содержания знака возможно читать лишь через его свойства, подробное изложение которых будет произведено в ходе историко-семиотического анализа идей Чарльза Пирса, как знака исторического времени.
