Без анализа её содержания трудно понять причины возникновения и значение структурно- антропологической методологии Клода Леви-Стросса. Основные позиции метода, относящегося к вопросам об историческом исследовании, содержатся в следующих работах: "Структурная антропология", "Раса и история", а также  "Структурализм и экология".

Из этих работ мы узнаём, что первым актом, призванным обеспечить  метод структурального подхода к культурно - историческому исследованию, является слияние таких научных дисциплин, как этнография, этнология и собственно история. Учёный обосновывает такое положение  следующим образом:

"Трагедия этнологии заключается в том, что она стремиться воссоздать прошлое, история которого недостижима, а трагедия этнографии заключается в стремлении писать историю настоящего без прошлого. Во всяком случае такова дилемма, к которой так часто приходили эти науки за последние пятьдесят лет своего развития."[1]

Далее - о пространстве и времени:

"Опыт показывает, что лучшими монографиями мы, как правило, обязаны исследователям, которые жили и работали в одном-единственном (отдельно взятом) регионе. Но полученные ими выводы нельзя распространять на другие регионы. Когда же этнограф, кроме того, ограничивает себя изучением настоящего момента в жизни общества, он становится жертвой иллюзии. Ведь историей является все. Сказанное вчера - история, сказанное минуту тому назад - история.

Но главное, мы обрекаем себя на невозможность познания настоящего, ибо лишь историческое развитие позволяет взвесить и оценить соотношение его составных частей." Тут же автор с сожалением замечает, на самом деле обнажая серьёзную для науки проблему: "Немного истории - ибо таков, увы! жребий этнологии – все же  лучше, чем ее полное отсутствие."[2]

Полное отсутствие.

Далее  Леви-Стросс  размышляет о роли этнографа,  этнолога и историка в культурно-историческом исследовании:

"...свойства культуры восходят к биологическому и психологическому уровню, - пишет автор - а роль этнографа состоит в описании и анализе способа их проявления в разных обществах; этнолог же должен эти различия объяснить"[3].

"Какова же в действительности разница между методом этнографии в строгом смысле слова и методом истории? В обоих случаях изучаемые общества являются иными по отношению к тем, в которых мы живем. По сравнению со сходством установки второстепенное значение имеет то, относится ли эта инаковость к удаленности во времени или к удаленности в пространстве, или просто к культурной гетерогенности. Какие цели преследуют эти дисциплины? - Точное воспроизведение прошлого и настоящего изучаемых обществ?"[4] - Вопрос. 

"Говорить так значило бы забывать, что в обоих случаях мы имеем дело c системами представлений, разных для каждого члена группы и в своей совокупности отличных от представлений исследователя.

Самая лучшая работа по этнографии никогда не превратит читателя в туземца. Революция 1789 г., пережитая аристократом, не является Революцией 1789 г., пережитой санкюлотом, и обе они будут отличаться от Революции 1789 г. в описании Ж. Мишле или И.Тэна, Историку или этнографу (и это все, чего от них можно требовать) удается расширить частный опыт до масштабов опыта всеобщего, сделав его тем самым доступным в качестве опыта людям других стран и эпох."[5] - 

Так "С помощью каких методов работают история и этнология? Здесь и начинаются затруднения. Ведь историю и этнографию часто (даже в Сорбонне) противопоставляли по тому признаку, что первая критически изучает документы, собранные многими наблюдателями, тогда как вторая сводится к анализу наблюдений одного исследователя."[6] - 

Но -- на самом деле --

"...что делает занятый изучением документов историк? Разве он не окружает себя свидетельствами этнографов-любителей, часто столь же удаленных от описываемой культуры, как современный исследователь полинезийцев или пигмеев? Разве специалист по древней Европе менее преуспел бы, если бы Геродот, Диодор Сицилийский, Плутарх, Нестор и Саксон Грамматик были (бы) профессиональными этнографами способными вести объективное наблюдение?"[7] -

"Заботящийся о будущем своей науки историк не только не проявил бы в таком случае недоверия, но с пользой привлек бы их к своей работе.

Противопоставление исторического метода этнографическому носит иллюзорный характер."[8] 

"...история занимается сознательными проявлениями общественной жизни, а этнология - проявлениями бессознательными." 

Вот пример:

- "Когда лингвист ищет во множестве языков наличие одинаковых фонем и пар оппозиций, он сравнивает не различные реалии. Глубинное тождество эмпирически различных объектов в новом плане гарантирует сама фонема и сама оппозиция, т.е. речь идет не о двух схожих явлениях, а об одном. Переход от сознательного к бессознательному сопровождается переходом от частного к общему."[9] - пишет Леви-Стросс. 

"Как достичь уровня бессознательной структуры? В этом пункте сходятся этнологический и исторический метод." [10]

"Цель этнолога состоит в том, чтобы поверх сознательного и изменчивого образа, который люди имеют о собственном становлении, достичь набора бессознательных возможностей, число которых не бесконечно. Отношения этих структур друг к другу составляют логическую архитектонику исторических образований, которая, не будучи произвольной, не является непредсказуемой. В этом контексте знаменитая формула Маркса – «люди делают свою историю, но они не знают, что ее делают» - первой своей частью оправдывает историю, а второй - этнологию. Одновременно из нее следует, что обе эти науки неотделимы одна от другой."[11]  Ведь -

"Этнолог старается достичь за пределами сознания - которым он никогда не пренебрегает - возможно большего числа бессознательных структур, а историк концентрирует внимание на конкретной деятельности, от которой он удаляется лишь для того, чтобы рассмотреть ее в более богатой и цельной перспективе.

Этнолога интересуют бесписьменные цивилизации не столько потому, что изучаемые им народы не умеют писать, сколько потому, что предмет его интереса отличается от всего того, что люди, как правило, стремятся запечатлеть в камне и на бумаге.

Между тем лишь в случае, если история и этнография совместно примутся за изучение современных обществ, станет возможным полностью оценить плоды их сотрудничества и убедиться в том, что они не могут существовать одна без другой."[12] -

Такие размышления Клода Леви-Стросса  не остались без критики существующих на тот момент научных фракций, практиковавших предшествующие структурализму действующие модели методик.

Учёный же  обозначает  эти фракции и их представителей следующим образом:

1. Компаративисты.

2. Диффузионисты.

3. Эволюционисты.

4. Функционалисты.

Компаративист, по определению Леви-Стросса, это историк, который "...всегда изучает явления индивидуального порядка, будут ли они личностями, событиями или группами явлений, отличающимися специфическим положением во времени и в пространстве. (Пример: история красного знамени, история инквизиции и т.д. -- прим. автора). Диффузионист, напротив, разрушает виды компаративиста и стремиться воссоздать индивидуальные случаи из фрагментов, заимствованных от различных областей. (Пример: математик Фоменко и его «история» - прим. автора). В результате этнографу-диффузионисту удается воссоздать лишь псевдоиндивидуальное."[13] -  пишет Леви-Стросс.

Эволюционист же -  это самый известный советскому человеку методолог. История для него дожна быть подчинена закону поэтапно - линейного развития. Например, от каменного века к коммунизму. Все объекты истории, разумеется, находятся на разных стадиях этого пути. Только что после коммунизма будет -- непонятно. Опять "шапка"?..  Далее цитирую:

"...пространственные и временные показатели зависят от способа их выбора и сочетания. Подобно "стадиям" эволюциониста, "циклы" и "культурные комплексы" диффузиониста являются продуктами абстракции, которой недостает подкрепления свидетелями. История в данном случае остается на уровне догадок и идеологии."

"Нельзя, например, с фактами в руках показать, что матрилинейные институты исторически предшествовали патрилинейным."

"Если свойственная матрилинейным институтам нестабильность вынуждала их трансформироваться в институты патрилинейные, из этого ни коим образом не следует, что изначальной формой всегда и везде было материнское право."[14] -

Переходим к функционалистам. О них Леви-Стросс пишет:

"...функционалисты отказываются «понимать историю» и превращают изучение культур в синхронный анализ отношений между составляющими элементами." - (Пример: поиск аналогий на основе закономерности - прим. автора).

И, подытоживая:

"Здесь возникает вопрос: не являются ли все эти поспешные конструкции, превращающие изучаемые народы «в отражения нашего собственного общества», наших категорий и наших проблем, скорее результатом (фактом)  переоценки исторического метода, чем (вскрытием) противоположной тенденции?"[15] -

Аргументируя свою критику, Леви-Стросс приводит такие примеры:

"... один топор никогда не порождает другой."[16] - 

"Европейская вилка и полинезийская вилка для ритуальной еды, следовательно, не более составляют один вид, чем соломинка, через которую втягивает лимонад посетитель"... "современного кафе "bombilla"..."и трубка для питья, которую некоторые племена американских индейцев используют в магических целях."[17] -

"Нельзя объединять под одной рубрикой обычай убивать стариков из экономических соображений и обычай предвосхищать их переход в мир иной для того, чтобы не лишать слишком долго радостей загробной жизни."[18]- 

Далее Леви-Стросс очень показательно критикует одно из положений трудов Э. Тэйлора[19], отнесённого видимо к функционалистам :

"Когда Э. Тэйлор  пишет: «В силу того, что из совокупности фактов можно вывести закон, роль детальной исторической реконструкции значительно снижается. Если мы наблюдаем, что магнит притягивает кусок железа и нам удается из опыта вывести общий закон, согласно которому магнит притягивает железо, то зачем нам тратить время на написание истории конкретного магнита», - он (Тэйлор) на самом деле замыкает порочный круг." - пишет Леви-Стросс - "В отличие от физика, у этнолога нет уверенности относительно предназначения объектов, соответствующих в его области магниту и железу, и у него нет возможности отождествить между собой предметы, на первый взгляд кажущиеся двумя магнитами или двумя кусочками железа. Избежать сомнений в каждом отдельном случае позволяет этнологу только детальная историческая реконструкция."[20] - Далее :

"Справедливость такой постановки вопроса глубоко понимал Боас[21]. Ведь, в конце концов, в обращение (порочный) функциональный метод ввели историки."[22] 

Боас для Леви-Стросса фигура культовая. Единственный, кто не подвергается критике со знаком минус -- это Боас.

«Для познания истории недостаточно знать нынешнее положение дел: надо знать, как люди к этому пришли»[23] - цитирует Боаса Леви-Стросс.

Итак, возникает закономерный вопрос: каким же образом люди пришли к тому, к чему они пришли, -- и  к чему они пришли?  Недостаточность методов функционалистов, эволюционистов, диффузионистов, компаративистов и промежуточных фракций в ответах на поставленный вопрос продемонстрировал автор "Структурной антропологии" в вышеописанной критике. А откуда они пришли к этим методам, я изложил в своей основной рабочей гипотезе в начале данного доклада .

По моему мнению, учёного беспокоит именно та самая ущербность линейных и циклических основ для изложения исторического материала, когда в них не присутствует элемент структуралистического  подхода. Что же есть такое структуралистический  подход - ещё один тип восприятия времени? Возможно. Возможно, время имеет структуры, часто или вовсе не доступные индивидуальному сознанию. Но из области абстракций обратимся к анализу культур и  работе Клода Леви-Стросса "Раса и история»[24].  

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ